Дмитрий Мережковский. Поэзия: стихотворения и поэмы
Из Бодлэра (Голубка моя...)
ИЗ БОДЛЭРА
Голубка моя,
Умчимся в края,
Где всё, как и ты, совершенство,
И будем мы там
Делить пополам
И жизнь, и любовь, и блаженство.
Из влажных завес
Туманных небес
Там солнце задумчиво блещет,
Как эти глаза,
Где жемчуг-слеза,
Слеза упоенья трепещет.
Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.
Вся мебель кругом
В покое твоем
От времени ярко лоснится.
Дыханье цветов
Заморских садов
И веянье амбры струится.
Богат и высок
Лепной потолок,
И там зеркала так глубоки;
И сказочный вид
Душе говорит
О дальнем, о чудном Востоке.
Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.
Взгляни на канал,
Где флот задремал:
Туда, как залетная стая,
Свой груз корабли
От края земли
Несут для тебя, дорогая.
Дома и залив
Вечерний отлив
Одел гиацинтами пышно,
И теплой волной,
Как дождь золотой,
Лучи он роняет неслышно.
Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.
1885
BE. 1885. № 3 -- ПСС-II, т. 22. О загл. в автографе оглавления С-1888 см. примеч. 84. Перевод ст-ния Ш. Бодлера (см. примеч. 84) «Приглашение к путешествию» («L'invitation au voyage», 1855) из сб. «Цветы зла» (№ 53 во 2-м изд., 1861). В переводе стерта новизна бодлеровских образов: например, обращение «Мой ребенок, моя сестра» переведено банальным «Голубка моя»; в первой строфе «блещущее из затуманенных небес солнце» сравнивается с «коварным (изменническим) взглядом возлюбленной, блистающим сквозь слезы» (ср. с клишированными поэтизмами в переводе Мережковского: «Как эти глаза, / Где жемчуг-слеза, / Слеза упоенья трепещет»); а в последней — определение флота как «залетной стаи» соответствует в оригинале образу «дремлющих на каналах кораблей, с бродяжническим нравом». Было положено на музыку Н. И. Сирохтиным (1886) и сразу же превратилось в популярный городской романс, исполнявшийся шарманщиками; см. об этом в воспоминаниях Ирины Одоевцевой «На берегах Сены» (М., 1989. С. 53) и во «Встречах» Вл. Пяста; последний рассказывает о том, что, когда Мережковскому пришлось в первый раз услышать шарманочное исполнение этого романса, «ему стоило некоторого труда припомнить автора этих банальнейших из банальных строк. К его ужасу автором оказался он сам» (М. 1997. С. 77).
