Дмитрий Мережковский. Поэзия: стихотворения и поэмы
Двойная бездна (Не плачь о неземной отчизне...)
ДВОЙНАЯ БЕЗДНА
Не плачь о неземной отчизне
И помни, — более того,
Что есть в твоей мгновенной жизни,
Не будет в смерти ничего.
И жизнь, как смерть, необычайна...
Есть в мире здешнем — мир иной.
Есть ужас тот же, та же тайна —
И в свете дня, как в тьме ночной.
И смерть и жизнь — родные бездны:
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.
Одна другую углубляет,
Как зеркало, а человек
Их съединяет, разделяет
Своею волею навек.
И зло, и благо, — тайна гроба
И тайна жизни — два пути —
Ведут к единой цели оба.
И всё равно, куда идти.
Будь мудр, — иного нет исхода.
Кто цепь последнюю расторг,
Тот знает, что в цепях свобода
И что в мучении — восторг.
Ты сам — свой Бог, ты сам свой ближний,
О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом.
Между 1895 и 1899
МИ. 1901. № 5, без строфического деления, с вар. в ст. 14 («Как зеркала; и человек» -- ПСС-I, т. 15 -- ПСС-II, т. 22. В СС-1904 без строфического деления. Перепеч.: ИСРП. Автограф (ИРЛИ), с правкой в ст. 3 (было: «Что ты имеешь в этой жизни»), в ст. 6 («И» на «Есть»), в ст. 12 («повторены» на «отражены»), в ст. 13 («отражает» на «углубляет»), в ст. 15 («Соединяет» на «Их съединяет»), в ст. 17 (было: «Но тьма и свет и тайна гроба») и в ст. 27 («И» на «Будь»). Находится в тетради с текстами после 1895 г., что служит основанием для датировки. Идея о «двух безднах» («верхней и нижней», «духа и плоти»), синтез которых «есть разрешение мировых противоречий» и «тайна всей будущей русской культуры» (Мережковский Д. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М. 1995. С. 11), и порожденных ими антиномиях — одна из основополагающих в работах Мережковского этого времени. В указанном исследовании о двух великих писателях имеется косвенное указание на ближайшие источники образа — знаменитое описание сна в трактате Л. Н. Толстого «Исповедь» и размышления о двух безднах русской души в «Братьях Карамазовых» Достоевского (кн. 12, гл. 6: Речь прокурора. Характеристика: «...Мы натуры широкие <...> способные <...> разом созерцать обе бездны, бездну над нами, бездну высших идеалов, и бездну под нами, бездну самого низшего и зловонного падения»). Образ двух бездн («бездны вверху и бездны внизу») как аллегории жизни и смерти использует А. Волынский в статье «Нравственная философия гр. Льва Толстого» (СВ. 1891. № 10. С. 190—191), которая произвела очень сильное впечатление на Мережковского. По воспоминаниям М. Цетлина, тема двух бездн была темой «одержимых, вдохновенных и самозабвенных» многочасовых монологов молодого Волынского в редакции журнала «Северный вестник» (Цетлин Мих. Восьмидесятые годы // Новый журнал. 1946. № 14. С. 205), т. е. получает распространение в философском языке с начала 1890-х гг. Она находит наиболее яркое воплощение в трилогии «Христос и Антихрист», в частности во втором романе «Воскресшие боги», где указан наиболее ранний источник образа — «Изумрудная скрижаль» Гермеса Трисмегиста (в пер. Мережковского: «Небо — вверху, небо — внизу, / Звезды — вверху, звезды — внизу, / Всё, что внизу, все и вверху...» и т. д.); используя это четверостишие как эпиграф к «Вечным спутникам», Мережковский называет его «мемфисской надписью». Сама формула «двойная бездна» восходит к ст-ние Ф. И. Тютчева «Лебедь» (1838—1839): «Она, между двойною бездной, / Лелеет свой всезрящий сон», стиху, который, в свою очередь, дал загл. «Между двойною бездной» (1897) ст-нию Брюсова. Тютчевский образ лебедей, плывущих по ночной «водной глади» и «со всех сторон окруженных звездами», был использован Мережковским в конце девятой книги романа «Воскресшие боги». Кроме того, исследователи указывали, что термины «верхняя и нижняя бездны» встречается у Гераклита (Poggioli Renato. The Poets of Russia: 1890—1930. Cambridge; Massachusetts, 1960. P. 72), а также привязывали его к выражению из Псалмов «Бездна бездну призывает» (Пс., 41:8) и ее трактовке в трактате Августина «О псалмах» (Goering L. Belyj's symbolist abyss // Slavic and East European Journal. 1995. V. 39. № 4. P. 570—571); в качестве возможного источника образа назывался и Ницше (Rosenthal В. G. Dmitri Sergeevich Merezhkovsky and Silver Age. Hague, 1975. P. 76), но в близких словесных вьтражениях этот образ в произведениях указанных авторов обнаружить не удалось. Ст-ние вызвало издевательский отклик А. Волынского, назвавшего его (не без иронии) «философским» и «декадентски дерзновенным»; цитируя третью строфу, критик восклицает: «Подобные и равные, и взаимно любезные бездны — это в самом деле прелесть что такое»; в выражении «соединяет, разделяет» он видит «светлые реминисценции из "Смерти" Баратынского»; и, наконец, о последней строфе пишет: «Можно было бы сказать, что поэт — плохой "творец" и плохой "ближний себе", если рекомендует себе "стать бездной нижней" и притом рифмует эти слова» (Волынский, с. 432). А. П. Налимов произвольно трактует мысль второй и третьей строф как «выражение рокового безразличия вселенной» (ПиЖ. 1904. № 6. Стб. 413). Критики иного лагеря высоко оценили это ст-ние: см. оценку В. В. Гофмана (примеч. 112) и позже — рецензента «Новой жизни», отметившего удачно сформулированные в нем мысли (1911. № 5. С. 263). Есть ужас тот же, та же тайна — / И в свете дня, как в тьме ночной. Стихи полемически используют образы из «Дня и ночи» Тютчева. О прямом использовании этих же образов см. в примеч. 195.
