Дмитрий Мережковский. Поэзия: стихотворения и поэмы
Возвращение к природе
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ПРИРОДЕ
Драматическая сказка
Действующие лица:
Базилио — правитель страны. Сильвио — его сын.
Клотальдо — приближенный Базилио. Шут. Придворные.
Военачальник. Виночерпий. Казначей. Беатриче — куртизанка.
Дамы, фрейлины. Пажи. Эстрелла — молодая фрейлина.
Народ, ремесленники, воины, горожане и др.
Действие происходит во владениях Базилио, в сказочной стране.
Внутренность высокой башни1
Перед открытым окном, в которое виднеется звездное небо, стоят Базилио и Шут.
Базилио
Неведомая творческая Сила
Во всех мирах бесчисленных явленья
В одну живую цепь объединила,
И в цепи той небесные светила —
Последние сверкающие звенья.
Туда, туда, к ночному небосводу
С несметными лампадными огнями
Летит чрез все века, чрез всю природу
Движение незримыми волнами, —
Так зыбь от камня, брошенного в воду,
Широкими расходится кругами.
Всё выше, выше к сумрачной лазури
Возносится и детский слабый лепет,
И гром лавин, и рев могучей бури,
И над прудом плакучей ивы трепет.
В безмолвных звездах будущее дремлет.
Как в золотых клубках, в них скрыты нити
Изменчивых, неведомых событий...
. . . . . . . . . . . . . . . .
(Входит Вестник).
Вестник
Поздравить я пришел, о царь самодержавный,
Тебя с наследником твоей короны славной!
Базилио
Вели скорей коня седлать!
Я к ним лечу, бегу обнять
Младенца милого и мать.
(Вестник уходит).
Но нет, о сердце, не за тем
Сюда пришел я: глух и нем
К земному счастию мудрец.
Я не супруг, я не отец,
Я здесь не счастлив, не люблю
И радость в сердце подавлю.
Во тьму времен гляжу теперь,
Как в распахнувшуюся дверь.
И вас молю я в тишине,
О сонмы звезд, откройте мне
Новорожденного судьбу,
Науки верному рабу.
(Идет к окну, смотрит на звезды и составляет гороскоп).
О горе мне! Среди небес,
Как в складках порванных завес,
Над краем сумрачной земли
Комета вспыхнула вдали.
И мир смятением объят,
Бледнеют звезды и дрожат
Пред тем, чтоб в ужасе упасть
В ее зияющую пасть.
Мой сын — злодей, мой сын — тиран
И, жаждой крови обуян,
Как зверь, кидается на всех.
Разврат... и оргий дикий смех...
Мятеж, — и царство, как в огне, —
В братоубийственной войне.
Но чем младенец виноват,
За что невинного казнят?
Пока беда висит над ним,
Он дремлет, чистый херувим,
Без дум, без воли и греха —
И колыбель его тиха.
Я не пророк, я не мудрец,
Я только любящий отец,
Но что порыв моей любви?
Что слезы жалкие мои?..
Всё видеть, чувствовать и знать —
И покоряться и молчать!..
(Входит Клотальдо, королевский канцлер).
Клотальдо
Тебя с наследником, мой царь,
Поздравить я пришел...
Базилио
Клотальдо, я не царь.
Ты знаешь ли пред кем, благоговея,
Колена ты склонил?.. Перед отцом злодея!..
Клотальдо
Кто лживый, дерзостный пророк,
Кто царский дух смутил лукавыми речами,
Кто нечестивыми устами
Судьбу ужасную наследнику предрек?
Базилио
Он тот, кому и мстить я не могу!
Что мой палач, моя секира
Созвездьям вечного эфира —
Неодолимому врагу!
Увы! от них какие брони,
Какие крепости спасут,
От их безжалостной погони
Какие бешеные кони
Добычу рока унесут?
Клотальдо
Тебе ли, царь, склониться в детском страхе
Под иго случая главой покорной?
Взгляни — ничтожный червь и тот во прахе
С врагом пред смертью борется упорно.
Ты сам себя, о смертный, будь достоин.
Коль надо пасть, — пади на поле брани,
Бразды судеб сжимая в твердой длани,
Лицом к врагу, как побежденный воин!
(Базилио в глубоком раздумье).
Шут (напевает про себя)
Если б капля водяная
Думала, как ты,
В час урочный упадая
С неба на цветы,
И она бы говорила:
«Не бессмысленная сила
Управляет мной.
По моей свободной воле
Я на жаждущее поле
Упаду росой!»
Но ничто во всей природе
Не мечтает о свободе,
И судьбе слепой
Всё покорно — влага, пламень,
Птицы, звери, мертвый камень;
Только весь свой век
О неведомом тоскует
И на рабство негодует
Гордый человек.
Но увы! лишь те блаженны,
Сердцем чисты те,
Кто беспечны и смиренны
В детской простоте.
Нас, глупцов, природа любит,
И ласкает, и голубит,
Мы без дум живем,
Без борьбы, послушны року,
Вниз по вечному потоку,
Как цветы, плывем.
Базилио (выходя из задумчивости)
Клотальдо, что же делать?
Клотальдо
Дай мне сына.
От мира надо скрыть ребенка твоего,
Народу возвестив, что ранняя кончина
Похитила его.
И тихо заживу я с ним в уединенье;
Мой царь, мой друг, доверься мне:
Его, как нежное растенье,
Я воспитаю в тишине,
Не будет горестной его простая доля:
Не лучше ль всех корон — сердечный мир и воля
В глуши неведомых лесов,
Вдали от шумных городов?..
О, если гложут нас бессонные печали
На ложах пурпурных и в мраморных дворцах,
О, если мы одну, одну лишь скорбь познали
В заветах мудрости, в богатстве и пирах, —
Быть может, нет ли там от жгучих дум спасенья,
Здоровья, счастья и забвенья
Там, в простоте, в затишии лугов,
Где на заре последняя былинка
И одинокая росинка
Так жадно солнце пьют, так счастливы без слов!..
Отдай младенца мне!..
Базилио
Ты прав.
Мне долг велит — иного нет исхода —
Все чувства нежные поправ,
Пожертвовать младенцем для народа.
Но всё ж я человек... о, слишком тяжело
Гнетет корона золотая,
И клонится к земле, изнемогая,
Под бременем венца усталое чело.
(Базилио и Клотальдо уходят).
__________
Скалы, покрытые лесом
У входа пещеры Клотальдо.
(После первой сцепы прошло восемнадцать лет).
Клотальдо
Уж вечереет; солнца луч
Не так отвесен, бел и жгуч;
И золотистый, мягкий свет
Какой-то благостью согрет.
Как пар, волнуясь над землей,
Еще тяжелый дышит зной
На голой, розовой коре
Огромных сосен на горе,
На серых мертвых лишаях,
На диких выжженных камнях.
А там — меж ясеней немых,
Дубов и вязов вековых —
Уж ночь зеленая: там — тень
И усыпительная лень;
Там на гнилой коре стволов
Наросты влажные грибов,
Там слышен вздох уснувших фей —
То между спутанных ветвей
Журчит невидимый ручей
И нежный мох кропит росой...
Но луч прорвался золотой
В ту ночь, — и блеском залита
Стрекоз влюбленная чета...
О, как прекрасен Божий мир,
Как чист сияющий эфир!..
Природа молится и ждет,
Что ангел мира снизойдет,
И небо говорит «прости»
Земле пред тем, чтоб отойти
Ко сну... пред тем, чтоб задремать,
Они целуются: так мать,
От колыбели уходя,
В последний раз свое дитя,
Чтобы спалось ему светло,
Целует в сонное чело.
(Вдали появляется Сильвио).
Вот и Сильвио, под мехом,
С луком звонким и копьем,
Он добычу мчит со смехом,
С торжествующим лицом.
То с блестящими клыками
Окровавленный кабан;
С этой ношей над скалами
Мчится юный великан.
(Вбегает Сильвио).
Клотальдо
С добычей, Сильвио!
Сильвио
Весь день среди болот
Сегодня я блуждал; в траве, во мхах, в трясине
Искал я с жадностью чуть видимых примет,
Стоял до пояса в гнилой зловонной тине,
Чтоб зверя в камышах найти пахучий след...
Но тщетно! тишь кругом; над головой жужжала
Лишь туча комаров; ни знака, ни следа;
И ослепительно недвижимо дремала
Под пленкой радужной стоячая вода.
И сон, и блеск в очах; ослабевало зренье...
Вдруг — шелест в тростнике... О, сладкое мгновенье!
Как сердце дрогнуло! едва сдержал я крик
Безумной радости, как зверь, могуч и дик,
Я к зверю кинулся, вонзил мой дротик в спину
И кровью обагрил косматую щетину.
От боли он завыл и прянул на меня;
Я спрятался за пень, — то был мой панцирь крепкий, —
И белые клыки, раскидывая щепки,
Вонзились в дерево расколотого пня.
Как змей, одним прыжком я бросился, проворный,
К врагу; хребет ему коленами сдавил —
И вепрь к земле приник: он из последних сил
Рванулся; но меж игл щетины непокорной
Я в ребра острый нож чудовищу вонзил.
И, сердце щупая, предсмертным трепетаньем
Упился с жадностью, и пальцы погружал
Во внутренности, в кровь, лицо к ним приближал
С неведомым, но сладким содроганьем.
Клотальдо
Опомнись, Сильвио... Я вижу в первый раз
Такой зловещий блеск у этих милых глаз —
В них что-то чуждое мелькнуло... Что с тобою?
О, сын мой, не давай ты овладеть душою
Жестокости...
Сильвио
Прости, увлек меня рассказ...
Клотальдо
Не правда ли, не мог ты наслаждаться кровью?
О, я воспитывал тебя с такой любовью,
Ты зла, людского зла не видел с первых лет.
Когда затравлен зверь и, раненный смертельно,
К тебе подымет взор с тоскою беспредельной,
Тот ясный, страшный взор, где мысли виден след,
Ты жалость чувствуешь к нему, не правда ль?
Сильвио
Нет!
Мне никогда рука не изменяет,
Не дрогнет верный меч!
Клотальдо
Но зверь страдает,
Страдает он, как ты...
Сильвио
Какое дело мне!
Кто хочет жить — борись в безжалостной войне!
Смерть — побежденным! Прав лишь тот, кто побеждает.
Клотальдо
Но жалость лучшее, что есть в сердцах людей...
Сильвио
В лесу я никогда не видел состраданья,
В лесу мы счастливы победою своей,
И падшего врага нам сладостны стенанья!
(Клотальдо в ужасе смотрит на Сильвио).
__________
Зал во дворце
Базилио и Клотальдо.
Базилио
Благодарю тебя за преданную службу,
Но я прошу, как царь и любящий отец,
Теперь в последний раз ты докажи мне дружбу
С царевичем скорей вернитесь во дворец.
Клотальдо
О сжалься, сжалься, друг, над нами...
Ужели в бездну мой цветок
Я брошу старыми руками,
Чтоб растерзал его волнами
Ваш мутный, бешеный поток!
Базилио
Он сын мой...
Клотальдо
Нет, он мой — по праву,
Я жизнь, я счастье дал ему...
Базилио
Я дам престол, отчизну, славу...
Клотальдо
Ты заточишь его в тюрьму.
Как будто здесь, в роскошной клетке,
В унылых мраморных дворцах,
Забудет птица о полях.
О колыхающейся ветке,
О беспредельных небесах!..
Базилио
Я должен на краю могилы
В последний раз обнять его...
Старик, терпеть нет больше силы —
Отдай мне сына моего!..
(Король и Клотальдо уходят. Входит толпа придворных, дам и Шут).
Дама
Флакон, скорей флакон духов...
Я зверя видела: как лунь, седой, косматый,
Со взором бешеным, под шкурою мохнатой,
Он шел за королем; и от его шагов
Вся мраморная лестница дрожала.
Молодая дама
Едва я в обморок от страха не упала...
Кавалер
О да, синьора, видел я:
Позвали вы к себе хорошенького пажа,
Чтоб распустить шнурки атласного корсажа.
Царедворец
А между тем, вы знаете ль, друзья,
Что этот варвар, зверь двуногий —
Любимый канцлер короля!..
Старая дама
Не может быть! Клотальдо?
Царедворец
Да.
Старая дама
О, боги!
Куда стремишься ты, развратный век!
Увы! мне этот бедный человек
Воспоминаниями дорог:
Я помню времена — тому уже лет сорок —
Когда Клотальдо был блестящий кавалер,
Исполненный приятнейших талантов,
Ума, изящества и грации пример:
Он первый моду ввел из крупных бриллиантов
Носить большие пряжки на чулках
И к шпагам золотым серебряные ленты.
Бывало, как зефир, он мчится на балах;
Какие нежные шептал он комплименты —
И вдруг — Создатель мой — теперь, на склоне лет,
Он зажил диким зверем со зверями,
На общество волков он променял наш свет!
Какие времена! О, что-то будет с нами!
Царедворец
Осмелюсь ли, синьоры, перед вами
Его преступное ученье изложить:
В деревню он зовет работать с мужиками,
На лоне любящей природы жить;
Чтоб для какого-то неведомого братства
Мы бросили чины, и службу, и богатства,
Чтоб наравне с последним батраком
Мы, графы и князья, навоз в полях возили,
Чтоб фрейлины двора ходили за скотом,
И чтоб — простите мне — коров они доили!..
Старая дама
Какая дерзость! . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .
Молодая дама
Нет, вы сердитесь напрасно;
Охотно бы ушла я с ним в долины, в степь,
Мечтать, грустить, внимать свирели сладкогласной,
Глядеть на твой закат, о лучезарный Феб...
Плела бы я венки, пастушкою гуляла,
Соломенная шляпка мне пристала,
И, право, я люблю горячий хлеб.
Кавалер
Я буду спутник ваш, Анета, —
Уйдем туда, под тень лесов;
Хотя мне жаль немного света,
И маскарадов, и балов —
Но рад я скрыться от укоров
Родни озлобленной моей,
От беспощадных кредиторов
И от проклятых векселей!
__________
Среди обнаженных скал над пропастью
Клотальдо указывает Сильвио на пролетающего орла.
Клотальдо
Взгляни, мой сын, орел над нами,
Покинув скучный дольний мир,
Стремится плавными кругами
В недосягаемый эфир.
Сильвио
Отец, я догоню орла,
Взберусь на каменные кручи,
Его настигнет в самой туче
Моя пернатая стрела!
Клотальдо
Он обгонять умеет бури;
Не раз он в вихре грозовом
Встречал, как ласку, Божий гром,
Дитя заоблачной лазури!..
Сильвио
Ужели робкий, пристыженный
Смотреть я молча осужден,
Как в небесах исчезнет он,
Лучами солнца озаренный,
И отомстить ему нет сил...
Клотальдо
О, если, друг мой, разлюбил
Ты нашей скромной жизни сладость, —
Есть мир иной, иная радость...
Сильвио
Как я беспомощен и слаб!
Клотальдо
О чем ты слезы льешь?
Сильвио
Я раб...
. . . . . . . . . . . . . . .
Клотальдо
Вина отведай...
(Подает ему кубок с сонным напитком. Сильвио пьет).
Сильвио
Лучшей доли
Я не узнаю никогда!..
Среди томленья и стыда
Я должен вечно жить в неволе!..
Клотальдо
Скажи, о чем твоя печаль,
Чего ты хочешь?
Сильвио
Сам не знаю...
Я рвусь душой куда-то вдаль,
Но силы нет — и я страдаю...
О, если б мог, я б полетел
Туда, в заоблачный предел...
(Сильвио лежит на скале и молча смотрит на небо.
Потом глаза его под действием сонного напитка смыкаются,
и, засыпая, он говорит с улыбкой).
Сильвио
Я крылья чувствую, и рада
Душа подняться от земли...
Прощай!.. Уж грохот водопада
Едва мне слышен издали...
Как сладко, страшно... Сердцем чую
Я беспредельное кругом,
Но выше... выше... и орлом
Лечу я в бездну голубую!..
(Засыпает; являются слуги и уносят его).
Клотальдо (один)
Дитя мое, прости!
__________
В королевском дворце
Толпа придворных и дам. Сильвио. Шут.
Сильвио
О где я? Что со мной? Ужель всё это сон?..
За миг лишь перед тем уснул я над стремниной,
Беспомощный, нагой, под шкурою звериной, —
И вдруг мелодией волшебной пробужден —
Я не в глухом лесу, а в царственном покое,
Над головой моей — не синева небес,
А складки голубых, таинственных завес,
Не камни подо мной, а ложе золотое...
И девушки, склонив серебряный сосуд,
Мне воду розовую льют.
Благоуханьями обрызганного тела
Их руки нежные касаются порой,
Мне кудри расчесал их гребень золотой,
И ткань пурпурная, как облако, одела
Мне члены мягкою, ласкающей волной.
Шут
Еще вопрос никем доныне не решен,
Где твой конец, о Жизнь, твое начало, Греза,
Где бред мечтателей, где будничная проза,
Где — истина, где — ложь, действительность и сон:
Всё в этом хаосе подвижно, мутно, слито,
И вереницею полубезумных снов,
Как бледно-радужной гирляндою цветов,
Существование волшебно перевито.
Не вдумывайся в жизнь, разгадки не найдешь,
Коль можешь верить — верь в пленительную ложь.
Сильвио
Кто ты?
Шут
Я шут.
Так люди мудрецов непонятых зовут.
Сильвио
Но что ты делаешь?
Шут
Смеюсь я надо всем.
И ни любовью, ни врагами,
Как буревестник над волнами,
Как вольный вихрь, — не связан я ничем.
Смеюсь над верой и неверьем,
Смеюсь над глупостью людей,
Над рабством, злом и лицемерьем,
И над величьем королей.
Я полон дерзостной отваги,
Я здесь презреннейший из всех, —
Но прямо в сердце, лучше шпаги,
Разит ударами мой смех!..
Первый министр
(на пурпурной подушке подает Сильвио корону)
Великий государь, в благоговейном страхе
Позволь склониться мне и к трону подойти,
Чтоб здесь, у ног твоих, во прахе
Тебе корону поднести.
Верховный судия
(на подушке подносит Сильвио золотой скиптр)
Вот скиптр, могучий царь, твой грозный атрибут.
Пускай же под его хранительною сенью
Все добродетели в стране твоей цветут
И, длани царственной покорны мановенью,
К тебе, наш судия, на неподкупный суд
Земные племена, как воды, притекут!
Шут
Я видел грозного судью;
Упитанный и жирный,
Склонил он голову свою
С улыбкой детски мирной.
Недаром лик его так горд
И потом блещет ярко:
Он переваривает торт
И трюфели с пуляркой.
Очки сползли, и взор померк,
И на нос муха села;
Не слышит он, как тощий клерк
Пред ним читает дело...
Судья так громко захрапел,
Что вдруг прервалось чтенье дел,
И муха улетела...
. . . . . . . . . . . . . . .
Главный казначей
(подносит Сильвио червонцы)
Вот золото, мой царь.
Сильвио
Как блещут эти свитки,
Как весело звенят они в руках!
Казначей
В подвалах у тебя, в железных сундуках,
Мерцая, тихо спят нетронутые слитки
И только слова ждут, чтоб вырваться на свет
И загреметь дождем сверкающих монет.
Их схватят с жадностью протянутые руки,
Благословят тебя промышленность и труд,
Искусства вольные, ремесла и науки,
Как розы, — мертвые пустыни расцветут.
Возникнут фабрики, театры и музеи.
И смелый рудокоп во внутренность земли
За жилой золотой пророет галереи,
И с моря синего примчатся корабли.
Здесь, в золоте твоем, владыка всемогущий,
Таится, как зерно, весь этот мир цветущий!
Сильвио (рассматривая золото)
Так вот где ключ к сердцам людей!
Но нет, не верю я, чтоб эта горсть металла
Игрушка жалкая, достойная детей, —
Такою властию над миром обладала...
Виночерпий (подает Сильвио кубок)
О, дай мне только знак — и брызнет из бочонков
Кипящее вино, и в белых колпаках,
Над жаркою плитой, с кастрюльками в руках,
Забегает толпа проворных поваренков,
И чудный аромат из кухни долетит.
Под крышкой золотой дымящиеся блюда
На снежной скатерти заискрятся, и груда
Прозрачных хрусталей на солнце заблестит.
Великий государь, отпразднуй новоселье,
Вели устроить пир.
Сильвио
Да здравствует веселье!
Я всех на пир зову! . . . . . . . . . .
(Придворные толкают друг друга и теснятся к трону).
Первый
Быть стольником твоим мечта моя, король!
Второй
Фазанов поставлять на кухню мне дозволь!
Третий
В моих озерах водятся форели...
Четвертый
Гранаты у меня в садах давно созрели!..
Первый
Будь милостив, мои владенья округли...
Второй
Оклады увеличь слугам твоим покорным...
Третий
Назначь меня, король, поставщиком придворным.
Четвертый
Меня подрядчиком...
Пятый
Мне денег...
Шестой
Мне земли...
Шут
Мухи роем облепили
Сладкой патоки горшок,
Волки с воем обступили
Жирный лакомый кусок...
Придворный
Что думает король о женщинах?
Другой
А вот
Посмотрим: фрейлина к монарху подойдет,
Чтоб испытать его.
Молодая дама (склоняясь перед Сильвио и целуя его руку)
О, дай рабе смиренной
Коснуться, государь, руки твоей священной.
Сильвио (в волнении, наклоняясь к даме)
Прижать тебя хочу я к пламенной груди...
Дама
При всех, король?..
Сильвио
Так что ж?
Дама (убегая)
Мне стыдно...
Сильвио
Погоди,
Красавица, вернись!..
Церемониймейстер
Опомнись, принц!
Сильвио
Прочь руки!
Бегу за ней!..
Церемониймейстер
Что скажет свет!..
Сильвио
Я полон сладкой муки...
Церемониймейстер
Ты нарушаешь этикет...
Кавалер
Бедняк!
Старая фрейлина (тихо с ужасом)
Он пьян!
Кавалер
Но не вином, любовью!
Второй кавалер
К кому?
Первый
К той даме молодой.
Одна из фрейлин
Счастливица!
Вторая
Как быстро!
Третья
Боже мой!
Играть беда с такой горячей кровью!
Вторая
Как порох вспыхнул...
Третья
Да, не то
Что наши франты...
Четвертая
При дворе никто
Не мог бы с ним поспорить в этом деле.
Придворный
А ловко мы его на удочку поддели!
Другой
Он наш вдвойне: к нему нашли мы два пути —
Вино и женщин...
Церемониймейстер (на ухо Сильвио)
Государь, прости, —
На пару слов: скажи, кого ты любишь боле,
Брюнеток иль блондинок? принц, по воле
Твоей доставить я готов
Красавиц лучших в целом свете
Всех возрастов, племен, наречий и цветов!..
Уж и теперь в моем букете —
Немало чудных роз и лилий на примете.
Маршал (склоняясь и подавая Сильвио меч)
Солдаты ждут, возьми твой меч,
И за тобой пойдем мы следом...
Полки в огонь кровавых сечь
На страх врагам веди к победам.
Шут (напевает)
«На чарку водки, куманек!» —
Робер зовет Жуана;
В таверне слышится: чок-чок,
Веселый звон стакана.
Но вот подрался царь с царем,
Робер Жуану стал врагом;
Уж не под звон стакана —
В лихом бою, как с зверем зверь,
Два друга встретились теперь
Под грохот барабана,
Робер приятеля убил
И крест за подвиг получил,
Робер убил Жуана...
Снопами валятся тела,
И не осталось ни кола
От вражеского стана;
Ура, победа! Но никто
Не объяснил бы нам, за что
Робер убил Жуана.
Маршал
Монарх, ты грозный вождь бесчисленных полков,
Явись же к ним на миг и взором их обрадуй!
За долгие года лишений и трудов
Да будет твой привет им лучшею наградой.
Взгляни, вот рать твоя!
(Отдергивает занавес, — и с террасы открывается вид на площадь, покрытую войсками).
Войска
Да здравствует наш царь!
Сильвио
И это — не мечта, не ложь, не сновиденье!..
Я царь!.. В самозабвенье
Как сладко повторять мне гордые слова...
И кружится над бездной голова...
Рабы, я принимаю
Ваш блещущий венец бестрепетной рукой,
И над простертою у ног моих толпой
Я скиптр высоко подымаю!..
Все
Да здравствует наш царь!
(Король и придворные уходят).
__________
Зал во дворце
Входят двое придворных, разговаривая.
Первый
Каков наш принц!.. И день и ночь похмелье!
Не только всех вельмож — он дам перепоил,
В разбойничий вертеп чертог свой превратил:
Разврат, безумство, пьяное веселье...
Второй
Толпа гуляк, по городу блуждая,
Врывается порой, как бешеная стая,
В дома почтенных горожан, —
И бьет, что под руку попало, наш буян, —
Лакеев, рыцарей, посуду.
Беда красавицам и бочкам сладких вин:
И в кладовых, и в девичьих — повсюду
Хозяйничает он, как полный властелин.
Не быть добру...
Первый
А слышали вы новость?
Он с нашим добрым старым королем
Дерзнул выказывать надменную суровость.
Его поссорили с отцом.
Второй
За что?
Первый
Он раздражен интригами и сплетней;
Узнал он, что отец венца его лишил
По воле рока и светил;
С тех пор он каждый день мрачней и неприветней.
Второй
Шаги... Прощайте...
(Входят Сильвио, придворные и Шут).
Шут
Таков удел земной: природа для людей
Заимодавец беспощадный.
И все один процент — сто на сто — платят ей
За каждый светлый луч, за каждый миг отрадный,
Кто б ни был должником — сапожник иль король.
Вчера любовь, вчера веселье, —
Сегодня скука и похмелье,
И мудрость поздняя, и головная боль.
Сильвио
Бездельники, льстецы и дармоеды,
Так вот как служат королю!
Где хохот, шутки и беседы?
Я лиц унылых не терплю.
Пляшите, смейтесь — чем хотите —
Умом иль глупостью — царя развеселите!..
Найдите для меня игру, забаву, труд...
Что делают у вас, когда не спят, не пьют
И не целуются с красотками?..
Канцлер
Великий
И доблестный порыв премудрого владыки
Мы все приветствуем; твой юный дух растет
И жаждет к подвигам направить свой полет.
Дерзну ль, монарх, к делам правленья
Привлечь твой милостивый взгляд:
Мои бумаги, повеленья
Давно без подписи лежат.
Взглянуть на них царю не будет ли угодно?
Вот кипа пыльных, старых дел:
Когда б просить тебя я смел,
Чтоб ты, пожертвовав минуткою свободной,
Хотя б важнейшие бумаги просмотрел...
Сильвио
Подать мне свитки.
Канцлер
Вот, мой царь.
Сильвио (бросая свитки)
Возьмите их, солдаты,
Скорей в огонь весь этот хлам проклятый
И пепел по ветру развейте!
Канцлер (в ужасе)
Государь,
Здесь важные дела!
Сильвио
Повелеваю,
Чтоб по всему подвластному мне краю
Дела и рапорты, какие б ни нашли —
Рукою палача немедленно сожгли.
(Солдаты, взяв бумаги, удаляются).
Где мой шут? О нем тоскую...
Мой дурак — умнее всех.
Спой мне песенку простую,
Дай услышать вольный смех!
Шут (напевает)
То не в поле головки сбивает дитя
С одуванчиков белых, играя:
То короны и митры сметает, шутя,
Всемогущая Смерть, пролетая.
Смерть приходит к шуту: «Собирайся, Дурак,
Я возьму и тебя в мою ношу,
И к венцам и тиарам твой пестрый колпак
В мою общую сумку я брошу».
Но, как векша, горбун ей на плечи вскочил,
И колотит он Смерть погремушкой,
По костлявому черепу бьет, что есть сил,
И смеется над бедной старушкой.
Стонет жалобно Смерть: «Ой, голубчик, постой!»
Но герой наш уняться не хочет,
Как солдат в барабан, бьет он в череп пустой,
И кричит, и безумно хохочет:
«Не хочу умирать, не боюсь я тебя!
Жизнь, и солнце, и смех всей душою любя,
Буду жить-поживать, припевая:
Гром побед отзвучит, красота отцветет,
Но Дурак никогда и нигде не умрет —
Но бессмертна лишь глупость людская!»
Сильвио
Спасибо, шут, ты рассмешил меня.
Исчез похмелья чад тяжелый.
Вина, рабы! За пир веселый,
Скорей за стол, друзья!
Старый слуга (выходя из толпы)
Побойся Бога!..
Сильвио
Берегись!..
Слуга
Чего
Беречься мне? Меча и скиптра твоего?
Когда еще, мой принц, вас не было на свете,
Ни крови не щадя, ни сил,
Во брани, мире и совете
Народу моему я правдою служил...
Сильвио
Молчи!..
Слуга
Мой долг свершу я до конца,
И я скажу тебе, как старый воин:
Ты недостоин
Великого отца!
Сильвио
Молчи!
Слуга
Молчать мне поздно,
Довольно я терпел, нет больше сил молчать,
Клянусь — пред истиною грозной,
Тебя заставлю я дрожать!
И знай, не защитят от праведного Бога
Ни грозные полки, ни шайки палачей:
Небесный гром найдет и за стеной чертога
Тебя, убийца и злодей!..
(Сильвио кидается на слугу и закалывает его.
Придворные разбегаются, на сцене остаются Сильвио и Шут).
(Входит Базилио).
Базилио
Кровь — на руках его!.. О, сила
Жестокая, над участью людей
Царящая, Судьба! не отдавайся ей,
Борись, дитя мое...
Сильвио
Не рок и не светила,
А прихоть старого глупца
Меня лишила
Престола и венца.
Не обвиняй судьбы: не ты ль, отец преступный,
По мнимой воле рока и светил
Меня в неведомых лесах похоронил?
И брошенный в пустыне недоступной,
Как сорная трава, я рос...
И вот, теперь
Ты удивляешься, что дик я и мятежен,
И непочтителен, и не довольно нежен...
Кого мне почитать, кого любить?.. Я зверь!..
Ни совести, ни Бога, ни отчизны
Нет у меня: ты сам лишил меня всего!..
И мне ли слушать укоризны
Мучителя, тирана моего!
Базилио
Мой сын, ты опьянен могуществом и властью,
Но знай: изменчив рок, не доверяйся счастью.
Величие царей и слава промелькнет,
Как тучка на заре, мгновенно потухая,
С чела корона золотая
И пурпур с плеч твоих спадет.
И ты останешься забытым, одиноким,
И ты очнешься вновь, могучий грозный царь,
В глуши немых лесов — неведомый дикарь,
И будет трон тебе казаться сном далеким...
Прости, мой бедный сын, прости навек!..
(Базилио уходит и за ним Сильвио в глубоком раздумье).
Шут (один над трупом слуги)
Нет, не буду унижать
Шутки вольной. Вы богаты,
Золоченые палаты...
Только нечем здесь дышать!
Я помчусь, отваги полный,
Прочь из клетки золотой,
Окунусь, как рыба, в волны
Жизни бедной и простой!
Царедворцев знаменитых,
Гордых рыцарей и дам
За отверженных, забытых
Я так радостно отдам.
И по бургам, и по селам
Вместе с труппой кочевой
Стану циником веселым
Я бродить в толпе людской.
Под дощатым балаганом,
С арлекином полупьяным
Буду счастлив я душой.
Здравствуй, бедность, здравствуй, воля,
Аромат ночного поля,
Ястреб в небе голубом,
И грачи, и скрип телеги,
И цыганские ночлеги
За пылающим костром!..
_________
Пир
Сильвио, кавалеры и дамы. В стороне Базилио,
инкогнито, в темном плаще, и Виночерпий
Базилио (тихо)
Вот яд. Но волю нашу
Исполнишь ли ты, раб?
Виночерпий
Царь, нет слуги верней
Меня...
Базилио
Так знака жди, и в чашу,
По манию руки моей,
Ты принцу Сильвио отравы сонной влей.
(В другом конце залы разговаривают двое придворных).
Первый
Кто эта девушка, синьор, что с принцем рядом
Сидит на троне золотом?
Она — царица гордым взглядом
И повелительным челом.
Второй
Как, вы не знаете? То лучший перл в короне;
В одном из кутежей король ее нашел
В каком-то уличном притоне,
И, фрейлинам назло, блудницу он возвел
На опозоренный престол.
Беатриче (подходя к окну и откидывая завесу)
Что боитесь вы рассвета?
Ставни настежь распахните
И с зарей потоки света
В залу душную впустите!
Солнце, солнце! Меркнут свечи,
Ветерок подул из окон,
И дрожат нагие плечи,
Золотистый вьется локон...
Но зачем же ваши очи
Малодушно пред зарею
Ищут тени, ищут ночи,
Как пред грозным судиею?
(Беатриче подымает кубок и обращается к Сильвио).
За подвиги твои грядущие я пью!
За Сильвио-вождя я тост провозглашаю
И чашу полную мою
Навстречу солнцу подымаю!
Сильвио
За победы!..
(По знаку старого короля Виночерпий подает
Сильвио кубок с ядом; он его выпивает).
(После молчания)
...Глаза застилает туман...
Тише... слышите, ржут где-то кони...
Вот и трубы звучат, и гремит барабан,
И, как молния, вспыхнули брони...
Легионы, вперед! Проношусь я грозой,
И бегут племена и народы —
Как пески пред самумом, бегут предо мной,
И как бурей гонимые воды!
(Чаша падает из его рук, и он склоняется, одолеваемый дремотой).
Я весь мир победил, я бессмертен, как Бог.
Подо мной, пресмыкаясь во прахе,
Где-то там, далеко, у подножия ног,
Мне вселенная молится в страхе.
Выше, выше... Не видно земли, и кругом
Беспредельное сердцем я чую,
И несут меня крылья, несут... и орлом
Прямо в бездну я мчусь голубую!..
(Засыпает. Базилио, сбросив плащ, является
в царском одеянье. Все перед ним преклоняются.
Он подходит к Сильвио и снимает с него корону).
Король
Вот человек: он стремился к величью и власти,
Людям и Богу грозил он рукой дерзновенной,
Душу его волновали могучие страсти;
Мало казалось для них необъятной вселенной...
Где же, герой, твои смелые, гордые мысли,
Силы, надежды?..
Руки повисли,
Сомкнуты вежды...
Меч и несметное войско, и гром твоей славы —
Вся твоя сила
Не победила
Капли отравы!
Всё, что так жаждал обнять ты душой ненасытной, —
Всё улетело,
И беззащитно —
Жалкое тело.
Вот — наша доля!.. Какая-то вечная Сила,
Скрытая тайной,
Нас одарила
Жизнью случайной.
Не для себя — для нее мы живем и страдаем,
Полны томленья,
И улетаем,
Как сновиденья!..
(Слуги уносят спящего Сильвио).
__________
Обнаженные скалы в пустыне
Сильвио спит под звериной шкурой;
над ним стоит Клотальдо, указывая ему на небо.
Сильвио (открывая глаза)
Где я?..
Клотальдо
Орел давно исчез.
Потухло солнце за горами
Светила бледные с небес
Взирают кроткими очами.
Проснись!..
Сильвио
Где мой престол?..
Клотальдо
Дитя,
Опомнись: жадными очами
За птицей гордою следя,
Здесь, над угрюмыми скалами,
Уснул ты в полдень золотой, —
Теперь уж ночь — пора домой.
Сильвио
Так это был лишь сон!..
Клотальдо
Но что же
Во сне ты видел, сын мой?
Сильвио
Боже,
Я видел блещущий дворец,
Неодолимую державу...
Я видел пурпур и венец,
Могущество, победы, славу...
Клотальдо
Забудь...
Сильвио
Нет, лучше — смерть!
Клотальдо
Мой друг,
Взгляни, как ясен мир природы,
Как спят озер немые воды,
И гор знакомый полукруг...
Туман клубится, и над бездной
Едва блестят меж облаков
Под тихим светом ночи звездной
Громады вечные снегов...
Сильвио (не слушая)
Стремиться к подвигам великим,
Достигнуть трона, счастье, власть
Держать в руках — и сразу пасть,
И пробудиться зверем диким, —
Насмешка горькая! . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
(Плачет)
Но если всё, чему так твердо
Я верил — сила, красота,
Любовь, величье власти гордой —
Неуловимая мечта,
И жизнь, как молния, умчится, —
То где ж не призрак, не обман,
Не мимолетная зарница
И не блистательный туман?..
Быть может, сон — и эти горы,
Луга, долины, небеса...
Быть может, призрак — и леса,
И звезд таинственные хоры, —
Весь мир — создание мечты,
И всё величие вселенной
Над бездной вечной пустоты —
Лишь отблеск радуги мгновенной...
Куда несется жизнь моя
Над беспредельным океаном,
Как налетевшим ураганом
Полуразбитая ладья?
Опоры нет: под бурей вечной,
Как искра, меркнет свет ума...
Бессилье, ужас бесконечный,
И одиночество, и тьма!..
Лес родимый! я спрячусь в безмолвье твоем
В изумрудной, таинственной мгле,
И к холодной земле
Я приникну челом.
Об утесы дробись и шуми, водопад,
Пусть студеные слезы твои окропят
Мне горячую грудь...
Позабыться, уснуть!..
Нет, не буду, как прежде, могуч и здоров,
Со зверями под свежею тенью дубров:
Человека в себе не убить мне ничем;
А природе... на что я природе теперь,
Развращенный, больной и измученный зверь
Я печален и нем
Буду в мире блуждать,
И закрыт для меня первобытный Эдем:
Буду вечно томиться и вечно страдать!
__________
Внутренность пещеры
Сильвио читает книгу при свете лампады.
Клотальдо входит незамеченный.
Клотальдо
...Тихо кругом... Только летучие мыши вьются, шурша, над
лампадой; со сводов висят сталактиты, и капли стекают по
ним и падают на пол, как слезы. Бедный мой Сильвио!
Сильвио
Кто зовет меня?
Клотальдо
Это я пришел тебя проведать.
Сильвио
Тяжко мне, отец... Прежде я смутно чувствовал, что жизнь
только греза, теперь мудрость подтвердила мой опыт... Она
доказала, что вся природа — сон, и человек никогда не узнает,
что кроется там, за призрачной дымкой явлений и форм...
Никогда, никогда!..
Клотальдо
Дитя, о чем ты горюешь? К чему тебе тайна природы?
Удел человека — работа, а для работы тебе довольно и того,
что можешь познать.
Сильвио
Нет, лучше убью себя, но не отрекусь ни на одно мгновение
от моей неутолимой жажды... Для меня нет другого исхода —
или проникнуть в тайну, или погибнуть!
__________
Народ. Площадь перед дворцом
На ратуше звонят в колокол. Крестьяне, ремесленники, купцы,
нищие — толкаются, кричат и пробегают толпа за толпой.
Герольд (с трубою)
На площадь, граждане, на площадь!
Купец
Эй, сосед, Куда бежишь?
Ремесленник
Бегу, как бык — на красный цвет.
Не знаю сам куда: на месте не сидится!..
Когда народ бушует и ревет
И зверем бешеным стремится
На приступ, бунт, пожар — мне всё равно — вперед
Бессмысленно бегу, куда толпа влечет,
И силы нет остановиться.
Купец (запирая лавку)
И мне не терпится, и я с тобой бегу,
Меня несут, как ветер, ноги,
И удержаться не могу.
(Входят Придворный, переодетый в платье рабочего, и Крестьянин).
Придворный
Ведь юный царь, и щедрый, и нестрогий,
И вам же обещал он облегчить налоги.
Крестьянин
Что молвил ты? Отец родной! Не может быть,
Налоги?..
Придворный
Да, на шерсть, и соль, и водку...
Крестьянин
Ну нет, уж я теперь за Сильвио! На сходку
Я приведу тебе здоровых молодцов,
Налоги! Боже мой, да я на всё готов!
Ах, светики мои, вот счастье-то какое!
Задел же ты нас, братец, за живое...
За Сильвио мы все, за Сильвио! Лечу,
На площади я весь народ перекричу!
(Пьяные солдаты выходят из таверны и разговаривают).
Первый
Какой у нас король — не царь он — а старуха.
Второй
В нем нет воинственного духа.
Третий
А Сильвио в поход вести нас обещал!
Вот — нашей армии достойный генерал!..
Четвертый
Награды, ордена, фуражировки...
Уж то-то привезем любовницам обновки!
Один из солдат
Войны, мы требуем войны!
Другой
Мы постоим
За Сильвио, отдайте нам героя,
Не то возьмем его мы с боя!
Солдаты
Где принц, где новый вождь? Вся армия за ним
__________
Пустыня
Народ и войско. Сильвио под звериной шкурой.
Военачальник на коленях подает ему корону.
Военачальник
Царем мы Сильвио избрали;
И умолять его пришли,
Чтоб он в смятенье и печали
Не покидал родной земли.
Прими же, Сильвио, корону;
Мы за тобой на смерть пойдем;
И путь к наследственному трону
Тебе проложим мы мечом.
Сильвио
Уйдите прочь!..
Военачальник
Ужель, монарх, лишенный чести,
Обиды и позор оставишь ты без мести?
Сильвио
Мстить — для чего?.. За что?.. Кто мог меня обидеть?
Ведь люди — призраки, действительность — обман...
Не стоит их любить, не стоит ненавидеть:
Они рассеются, как утренний туман!..
Убить врага — к чему? Чрез два иль три мгновенья
Не будет ли и он, как я, добычей тленья?
За всех живых в груди моей — тоска,
И мстить не хочется, и потухает злоба
Пред холодом и тишиною гроба,
И падает с мечом бессильная рука!..
Уйдите!..
Военачальник
Дорого нам каждое мгновенье,
Несметные полки тиран ведет на нас.
Подумай, скольких жертв в руках твоих спасенье;
Должны с отцом твоим вступить мы в бой тотчас.
Победа — или смерть, нам больше нет исхода...
Спаси нас, будь царем! Глас Божий — глас народа!..
Сильвио
Мне всё равно... На трон ведите,
Я вновь готов принять порфиру и венец...
В груди нет воли, сил, желаний...
Что хотите Вы делайте со мной, я буду, как мертвец,
Как бездыханный труп, безропотно послушен,
И нем, и холоден, и к власти равнодушен.
Народ и войско
На щит царя!
(Сильвио подымают на щит).
Сильвио (про себя)
Противны мне и дики
Толпы восторженные крики...
Войска, народ — и всё, что вижу пред собой —
Мне кажется теперь какой-то грезой дальной
Иль сказкой, полною иронии печальной,
И жалок сам себе, в короне золотой,
Я, призрачный монарх — над призрачной толпой!
Народ
Умрем за Сильвио!
(Войско и парод уносят Сильвио на щите).
__________
После победы
Над полем сражения высокий холм. Шум битвы.
Сильвио в полном вооружении.
Войска
Привет царю, привет!
Солдаты (приводят старого короля Базилио в оковах)
Монарх, мы привели
Тирана пленного, врага родной земли.
Базилио
Я вижу: прав ваш приговор,
Неодолимые светила!
Давно влекла слепая сила
Меня на гибель и позор.
И вот — свершилось. Победила
Судьба. Мой сын, не ты жесток,
Не ты казнишь меня, а Рок!
Сильвио
Пред ужасающею тайной,
Как я — беспомощен и слеп, —
Ты был игрушкою случайной
Непознаваемых судеб...
Нет виноватых! Гнев бесплоден...
Снимите цепь с него... Старик,
Ты был в несчастиях велик —
Иди... прощаю, ты свободен...
__________
Терраса над морем. Лунная ночь. Пир
Сильвио на троне. Базилио, Клотальдо, Беатриче, Придворные.
Певец играет на арфе. По знаку Сильвио он умолкает.
Сильвио
На что, певец, мне эти звуки?
Должны когда-нибудь они умчаться прочь,
И будут после них еще тяжеле муки,
Еще томительнее ночь.
Могильный остов прячет в розы
Поэтов детская мечта;
Но если правды нет — на что мне красота?
На что — обман, на что мне — грезы?
Уйди, певец!
Беатриче
Ко мне! Я разум усыплю,
Боль ненавистного сознанья утолю!..
(Беатриче хочет его обнять, но он отталкивает ее).
Сильвио
Довольно! Факелы и свечи потушите...
Мне страшно быть с людьми! Уйдите все, и пусть
Растет в безмолвии моя немая грусть.
Вино и чаши унесите!
(Гости уходят, слуги уносят кубки, явства и свечи;
остаются Клотальдо, старый король и Сильвио).
Базилио
Умом бесстрастным побеждая муки,
Забудь себя, отдай всю жизнь науке.
Могильный прах — и чистый луч рассвета,
Звезду, что перлом в сумраке повисла,
Мечту, что родилась в душе поэта —
Ты разлагай на меру, вес и числа.
Исследуй всё в тиши лабораторий;
Гниющий труп и нежный запах розы,
Людских сердец возвышенное горе,
И брызги волн, и вдохновенья слезы.
Тогда спадет с очей твоих завеса,
Поймешь ты жизнь таинственную мира
И в ропоте задумчивого леса,
И в трепете полночного эфира:
Как звук с созвучием — душой смиренной
Сольешься ты с гармонией вселенной.
Сильвио
Скажи, достигну ли я тайны роковой?
Проникну ль хоть на миг к источнику явлений,
К той грозной глубине, к той пропасти немой,
Что скрыта облаком блистательных видений?
Базилио
Нет, лгать я не хочу, там, за пределом знаний,
Тебя наука к Тайне приведет;
Твой ум слабеющий коснется вечной грани —
И больше ни на шаг не двинется вперед.
И как бы ни дерзнул глубоко погружаться
К началам бытия, в природу, человек —
Он будет к роковой загадке приближаться —
И не решит ее вовек.
Сильвио
На что же мне твоя наука?
Чем безнадежнее, чем глубже сознаю
Пред тайной мировой беспомощность мою,
Тем жизнь бессмысленней, тем нестерпимей мука!
Базилио
Ты к невозможному стремишься...
Сильвио
Если так,
Кто в сердце мне вложил безумное стремленье;
Зачем я не могу не рваться в тайный мрак
К тому, что — не обман, не призрак, не виденье?..
Проклятье — знанию! Оно гласит: «Смирись,
Ты жалкий раб, не царь в природе,
От смысла жизни отрекись,
Не требуй истины, не думай о свободе».
Проклятье знанью твоему!
Оно лишь муки сердца растравляет,
И, как услужливый тюремщик, освещает
Порабощенному уму
Его огромную и страшную тюрьму!..
Клотальдо
Наука — ложь. Спасенье там — в природе;
Вернись же к ней, простой рабочей жизни,
К земле родимой, к миру и свободе,
К затишью сел, к покинутой отчизне.
Попробуй жить с крестьянами на воле,
Попробуй взять лопату, плуг иль молот,
И на заре иди работать в поле —
Ты будешь вновь душою бодр и молод.
Сильвио
О пусть в груди моей — безумная тоска:
За мирный сон души я не отдам сознанья!
Не надо мне тупого прозябанья,
Покорности и счастья мужика!
Проклятье вам! Вы лжете оба,
В груди от ваших слов сильней тоска и злоба.
Там, в мирной тишине жилища твоего,
Старик, ты выдумал слияние с народом,
А ты, король, свою науку, для того,
Чтоб утешать себя хоть призрачным исходом,
Чтоб хоть миражем заслонить
Зияющие бездны...
Но я правдивей вас: я смел разоблачить
Трусливый ваш обман, смешной и бесполезный.
Уйдите прочь!
(Базилио и Клотальдо уходят).
Сильвио
Теперь мы, скорбь, с тобой вдвоем.
Я не дрожу, я не бледнею,
И если узел твой распутать не сумею —
Я рассеку его мечом!
Удар — и смолкнет боль сознанья
Среди мгновенной тишины,
Удар — и кончены страданья,
И все вопросы решены...
Там, на глади морской, исчезая вдали,
Блеск луны отражен, как серебряный путь,
Если б мог я умчаться по нем от земли,
Чтобы в лунном сиянье навек потонуть.
Я без дум и без мук невозвратно б исчез
В этом мягком, волнистом тумане небес...
Я бы умер, как отблеск холодной луны,
На трепещущем лоне певучей волны...
Если б знать мне, о чем это волны поют?..
И не та же ли скорбь, как меня, их гнетет?..
Обещая мне вечный покой и приют,
Что-то к пропасти манит меня и влечет...
Слышу, волны, призыв ваш: я скоро приду!..
(За сценой слышатся голоса).
Голос Эстреллы, молодой фрейлины
Я должна его видеть!.. Пустите меня!..
Голос пажа
Король велел никого не принимать.
(Входит Паж со светильником, который он ставит на стол, и Эстрелла).
Паж
Не моя вина, государь... Я предупреждал...
(По знаку Сильвио Паж уходит).
Сильвио
Что вам надо?
Эстрелла
Я пришла умолять...
Сильвио
Вы могли обратиться к министрам...
Эстрелла
Я просила всех, но напрасно...
Сильвио
В чем ваша просьба?
Эстрелла
Помилуйте моего брата...
Сильвио
Что он сделал?
Эстрелла
Фернандо де-ла-Сена в междоусобной войне против вашего отца остался верен
старому королю Базилио. Когда все от него отступили и перешли на сторону врагов,
Фернандо, в числе немногих, сохраняя верность присяге, сражался за своего
государя. Мой брат схвачен в плен вместе с другими рыцарями. Ваши приверженцы
объявили его мятежником, заключили в темницу, и завтра должен исполниться
смертный приговор, подписанный вашей рукою, государь!.. Где же справедливость?..
За что он умрет?.. Пощады, Сильвио, пощады невинному!..
Сильвио
Какое дело мне до вашего брата?.. Его осудили на смерть, —
пусть он умрет.
Эстрелла
Не будьте жестоким!..
Сильвио
Я делаю это не из жестокости, но из равнодушия... Зачем
я буду прощать его?
Эстрелла (падая на колени)
Умоляю, государь, именем справедливого Бога, помилуй невинного, сжалься!
Сильвио
Я не жалею себя, как могу я жалеть других?.. Уйди прочь!
Эстрелла
Я не встану, пока ты не простишь!..
Сильвио
Я позову слуг...
Эстрелла (встает)
Хорошо. Но знай, король, что правды нет в твоей земле...
Ты дашь ответ перед Богом за кровь невинных!..
Сильвио
Тише, тише... Я не понимаю, что такое правда, и не знаю, что такое Бог.
Эстрелла
Ты поймешь, когда будет поздно.
Сильвио
Ты гневаешься?.. Напрасно. Я не жесток.
(после молчания)
Для того, чтобы показать, как я спокоен и равнодушен, —
пусть брат твой живет... Я прощаю его, хотя думаю, что даровать
человеку жизнь более жестоко, чем отнять ее.
(Сильвио подходит к столу и пишет).
Вот две строчки к министру. Подай эту записку, и твой
брат будет свободен.
Эстрелла
О, государь...
Сильвио
Благодарить не за что: я прощаю не из милосердия.
Чего ты ждешь?.. Иди.
Эстрелла
Я думала, государь...
Сильвио
Что?..
Эстрелла
Простите и тех несчастных, с которыми брат мой должен был завтра умереть.
Сильвио
Вот смертный приговор.
(Берет бумагу со стола, развертывает и читает равнодушно).
Я забыл подписать... Как много их!..
Эстрелла
Не подписывайте, разорвите бумагу!..
Сильвио
Зачем?.. Разве ты можешь меня уверить?..
Эстрелла
Милосердие, государь...
Сильвио
Пустое слово!..
Эстрелла
Молю вас!
Сильвио
Это — сильнее...
Эстрелла
Я не умею ничего сказать... Простите их!..
Сильвио
Простить?.. Ты думаешь, что так надо, что так хорошо?
Эстрелла
Да.
(Сильвио разрывает смертный приговор и бросает клочки бумаги в море).
Эстрелла
Сильвио!..
(Бросается к Сильвио и целует его руку).
Сильвио (в волнении)
Оставь меня!.. Уйди!..
Эстрелла
Молю тебя, не говори, что ты простил равнодушно, нет!
я знаю: у тебя — великое сердце!
Сильвио
Во имя чего же я мог простить?
Эстрелла
Во имя Бога!..
Сильвио
Я Его не знаю... Его нет!..
Эстрелла
Он есть!
Сильвио (в волнении, почти в ужасе)
Уйди, говорю тебе, уйди прочь! Зачем ты хочешь вернуть
меня к жизни? Зачем ты пришла?.. Его нет!
Эстрелла
Он есть!.. Он один только есть, всё, что не Он — призрак и обман!
Сильвио! Разве ты не чувствуешь?.. Посмотри на небо, посмотри в глаза мои...
Разве ты не видишь?.. Вот — Он!
Сильвио
Нет! Когда я смотрю в небо и в твои глаза, я только вижу
в них что-то далекое и забытое. Хочу вспомнить и не могу...
Но Его — нет! Пойми же, там — за этими призраками —
пустота, мрак! Там — смерть!..
Эстрелла
Сильвио, там — Бог!..
Сильвио
О, если бы я мог верить!..
(Он закрывает лицо руками и плачет).
Эстрелла
Я иду, государь, чтобы возвестить помилование осужденным.
Сильвио
Эстрелла!..
Эстрелла
Сейчас взойдет солнце... Пора!
(Эстрелла уходит).
Сильвио (один в предрассветном сумраке)
Верить?.. Но где же Ты? Зачем Твое небо — такое холодное и пустое?
Зачем Ты покинул меня одинокого в этой тьме, окруженного ужасом и
смертью?.. Если Ты скрываешься за призраками мира, откликнись!..
Где Ты? Услышь меня, Господи!
(Первые лучи солнца вырываются из-за облаков;
Сильвио стоит в немом созерцании, потом опускается на колени).
Солнце!.. Твое ли это — Солнце, Боже мой? Ты ли мне первыми лучами
его ответил: «Вот — я!» Вся природа — не глагол ли уст Твоих?
Всеми голосами мира не говоришь ли Ты от вечности: «Это — я!»
Верю, Господи, помоги моему неверию!..
(Солнце из-за тучи медленно подымается и озаряет
Сильвио, простирающего к нему руки).
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сильвио
Солнце над морем восходит из туч...
Бездну зажег его розовый луч...
Солнцу, великому солнцу — привет!
Слава Тебе, показавшему Свет!
Чрез борьбу и хаос дикой,
Чрез отчаянье и ложь,
Ты к гармонии великой
Мир измученный ведешь.
О, согрей же теплотою,
Состраданьем без конца,
Утомленные враждою,
Наши бедные сердца.
Видишь здесь, Тобой спасенный,
В теплых, радостных, слезах,
Я склоняюсь, умиленный
И трепещущий, во прах.
С плачем дробясь о подножье скалы,
Пеной блестят, умирая, валы.
Богу «осанна!» — гремит океан...
Вьется, как дым из кадильниц, туман...
Солнцу, великому солнцу — привет!
Слава Тебе, показавшему Свет!
Это Ты меня из ночи
Дланью любящей исторг,
Это Ты открыл мне очи,
Дал мученье и восторг...
Пред Тобой я только плачу,
В благодарности я нем...
Всемогущий, что я значу?
Как я жалок — перед Тем,
Кто хранит нас и жалеет
Каждый трепетный листок,
Как дитя свое, лелеет
Непробившийся росток...
Дай обнять любовью жгучей
Целый мир — и всей душой
Дай мне слиться с этой тучей,
С этой грозною волной.
В камне, в воздухе, в былинке
Жизнь я чувствую, любя,
В каждой блещущей росинке,
Солнце, вижу я тебя.
Вот что не призрак, не сон и не ложь...
Боже, молитву мою Ты поймешь...
Солнцу, великому солнцу привет!
Слава Тебе, показавшему Свет!
1888, 1891
- 1. Основной сказочный мотив этой поэмы тот же, что и в известной пьесе Кальдерона «Жизнь — только сон» (Примеч. автора).
СВ. 1890. № 2—5, ранняя редакция, под загл. «Сильвио», с подзаг. «Фантастическая драма» и со следующим дополнением в авторской сноске, где речь идет о подражании Кальдерону (см. с. 370): «Но кроме общности внешней интриги, эта вещь совершенно чужда произведению испанского драматурга и написана вполне независимо от него. Действие происходит в среде фантастической, не совпадающей с культурой итальянского Возрождения, а только слегка приближающейся к ней: вот почему те подробности быта, которые могли бы показаться анахронизмами при требованиях более строгой исторической перспективы, допущены мною не по небрежности, а намеренно, и оправдываются законами и условиями фантастического мира. Д. М». -- ПСС-II, т. 23. В авторских публикациях и в «Символах» с датой: «1887», однако драма была завершена позднее (см. ниже о датировке автографа). Кроме того, во всех публикациях — описка в последней ремарке сцены «Зал во дворце» (Базилио назван Клотальдо), что исправлено нами по смыслу. Фрагменты из поэмы в виде отдельных ст-ний были опубл.: «Памяти В. М. Гаршина: Художественно-литературный сборник» (СПб., 1889) — песня Шута из картины «Зал во дворце» («То не в поле головки сбивает дитя...»), под загл. «Смерть», с подзаг. «Средневековая карикатура», с делением на строфы (4—4—4—10); то же в сб. Молодая поэзия, под загл. «Из поэмы "Возвращение к природе": Песня шута». В СС-1904, СС-1910, ПСС-I, т. 15 и ПСС-II, т. 22 опубл. две песни Шута: указанная выше — под номером «2» (эта песня была положена на музыку С. Д. Каменским; 1920; РНБ) и песня Шута из первой картины («Если б капля водяная...») — под номером «1»; цикл озаглавлен «Две песни шута». Последний монолог Сильвио («Солнце над морем восходит из туч...») как отдельное ст-ние опубл.: Волны вечности. Автограф этого монолога под загл. «Молитва» (РГАЛИ), с вар. в ст. 17 («об уступы» вм. «о подножья»), в ст. 18 («Радугой блещут пред смертью волы») и в ст. 25 («отверз» вм. «открыл»); вм. ст. 3— 4 здесь:
Мир встрепенулся, очнувшись от сна,
Детским лобзанием утра согрет...
Слава Тебе, показавшему Свет!
Вм. последних двух ст.:
Лейтесь же слезы горячей волной,
Лейтесь блаженные... Слов больше нет...
Слава Тебе, показавшему Свет!
Этот автограф является авторским списком монолога Сильвио из ранней редакции поэмы, содержащим те же вар. Мы имеем в виду черновой автограф (ИРЛИ), который представляет собой первоначальную редакцию пьесы, под загл. «Сильвио» и с подзаг.: «Драматическая поэма». Он содержит правку, значительно сокращающую первоначальный текст; однако и переработанный текст ранней редакции (верхний слой черновика) значительно превышает объем первой публикации и содержит множество фрагментов, не вошедших в печатный текст. Жанр драмы в рукописном вар. размыт из-за обилия социально-бытовых характеристик, конкретных реалий, а также излишней психологической разработки главных персонажей. Отметим, например, изъятие во второй сцене реплик, рисующих детали «дикого» быта Клотальдо и Сильвио, где рассказывается об изготовлении на костре еды, перечисляется пища (янтарный суп, плоды, сладкие коренья, золотистый мед) и домашняя утварь. Изъятие это обнажает идейный остов сцены — диалог между Клотальдо и Сильвио (включающий рассказ о жестокой охоте на кабана), в котором сопоставляются два взгляда на Природу, пантеистический и дарвинистский, идеалистический и утилитарный. Однако переработка драмы сводилась не только к изъятию этих ненужных для философской аллегории эпизодов, но также к купированию повторов, длиннот, периферийных персонажей и сюжетных ответвлений, задерживающих развитие идеи-интриги. Но прежде всего рукописный и печатный тексты ранней редакции отличаются от основного текста тем, что содержат две дополнительные картины в конце «поэмы» («Комната во дворце» и «Площадь»), изъятие которых коренным образом изменило концепцию произведения (подробнее об этом см. во вступит, статье, с. 42—43). В автографе пьеса имеет иную драматическую структуру: она состоит из четырех действий; первая картина основного текста составляет «Пролог», датированный в автографе: «1888, февраля 26», три следующие — «Первое действие», причем завершение второй из них («Зал во дворце») датировано в автографе: «23 марта 1888 г.»; «Второе действие» включает три картины («В королевском дворце», «Тронный зал во дворце» и «Пир»); пять следующих картин объединены «Третьим действием»; в «Четвертое действие» входит последняя картина окончательной редакции и две указанные выше дополнительные картины. В конце автографа — дата работы над драмой: «Январь—декабрь 1888 г.». О том, что эта драматическая поэма создавалась именно в 1888 г., писал обозреватель журнала «Новь». Указывая в летнем номере этого журнала за 1888 г. (Т. 22, № 15. С. 86), что «в настоящее время молодой поэт находится в Крыму», обозреватель отмечал, что он «заканчивает крупное драматическое произведение на сюжет из Кальдерона». И далее: «Судя по отрывкам этой драмы, читанным в литературных кружках, новое произведение Д. С. Мережковского обещает быть одною из самых крупных беллетристических "новинок" будущего зимнего сезона». О том, что в Боржоме летом 1888 г. Мережковский «сочинял» «длинную поэму из испанской жизни под названием "Силвио" (так! — К. К.)» вспоминала и его жена (Гиппиус-Мережковская З. Н. Дмитрий Мережковский. С. 296). Как отметил в сноске сам автор, мотив поэмы заимствован из религиозно-философской пьесы испанского драматурга Кальдерона де ла Барка (1600—1681) «Жизнь есть сон» (1636). Кальдерон на протяжении всей жизни — один из любимейших драматургов поэта (см. его статью о «Поклонению кресту» — Труд. 1891. № 24 и ее вар. — статью «Кальдерон» в «Вечных спутниках»; ср.: ПСС-II, т. 17. С. 80—101). О пьесе «Жизнь есть сон» Мережковский писал в позднем письме В. Ф. Коммиссаржевской, указывая, что «никто так не любит этой пиесы», как он: «Ведь я сам написал подражание ей — "Сильвио"» (письмо от октября 1908 г. — Мережковский Дмитрий. Акрополь. М., 1991. С. 323—324). В пьесе используются имена некоторых персонажей и главная сюжетная интрига драмы Кальдерона: живущий вне общества наследник престола, злодей и тиран, во сне оказывается приведенным к правлению страной, но после совершенного злодеяния опять в спящем состоянии возвращен на прежнее место. Однако идейное ее наполнение совершенно иное. В параметрах жанра пьесы-источника следует расценивать ранний вар. этой «драматической сказки». Основная редакция приближается к жанру условно-аллегорической драмы. Сказочный колорит, о котором пишет автор в сноске к первой публикации, является распространенной формой маскировки актуальной социально-политической проблематики, в которой была выдержана первоначальная редакция драмы. Аллегорическую форму ее подчеркнул в своей рецензии на «Символы» П. П. Перцов, назвавший драму «самой неудачной вещью в книжке» и указавший при этом, что в ней наиболее последовательно выдержана «проповедь пантеистических воззрений» (РБ. 1892. № 11, отд. 2. С. 68). Еще более резко откликнулся на драму А. Волынский, назвавший ее «странной амальгамой всевозможных книжных слов и фраз» (СВ. 1892. № 4, отд. 2. С. 65). Неудачной счел поэму и рецензент «Волжского вестника» М. Плотников, указавший, что автор нагромоздил в ней «груду скал, земли, горы, бездны <...> единственно для развития своих философских и моральных взглядов» (1892. 6 июня). Сам автор в «Автобиографической заметке» назвал ее «огромной и неуклюжей» (Русская литература XX века. М., 1914. Т. 1. С. 292). Иначе оценил драму Н. Чубаров, который увидел в ней отражение «искания Божеской правды»: ее кульминацией (как и кульминацией других произведений сборника) он считал сознательное или бессознательное чувствование героем Бога, что «дает ему всю полноту человеческого счастья» (тут же он цитирует заключительный монолог Сильвио, о котором шла речь выше. — РО. 1892. № 7. С. 347— 348). В своем экземпляре «Символов» В. Я. Брюсов сделал множество помет на тексте драмы, в том числе подчеркнул заинтересовавшие его монологи Беатриче («Что боитесь вы рассвета?..») в сцене «Пир» и Сильвио («Я весь мир победил, я бессмертен, как Бог...») в той же сцене, а также фрагмент монолога Сильвио из последней сцены (со слов: «Там на глади морской исчезают вдали...»). Кроме того, его недоумение вызвали стихи: «Но ничто во всей природе / Не мечтает о свободе» из первой песни Шута, которые он пометил вопросительным знаком (РГБ).
- Но бессмертна лишь глупость людская — переделка строки «Бессмертная пошлость людская» из ст-ния Ф. И. Тютчева «Чему молилась ты с любовью...».
- Глас Божий — глас народа — перевод латинской пословицы «Vox populi, vox dei».
- Слава Тебе, показавшему Свет. Строка восходит к заключительному ст. поэмы А. Н. Майкова «Два мира» («Слава Тебе, показавшему нам свет») Др. редакции: Просили хлеба мы, вы подали нам камень — реминисценция Евангелия от Матфея (7:9); возможным источником-мидиатором является образ из ст-ния Лермонтова «Нищий» (1830).
- Бороться с нищетой, изнемогать, трудиться и т. д. Монолог Сильвио содержит полемику с идеей «опрощения» А. Н. Толстого и идеалами народничества (подробнее см. во вступит, статье, с. 40—41).
- ...Все мы живы / Одною жалостью и т. д. Слова из монолога Женщины отсылают к притче Толстого «Чем люди живы?» (1881).
- Какая польза в том, что мог издалека <...> Любить весь род людской в порыве увлеченья и т. д. Главная мысль из монолога Сильвио, открывающего предпоследнюю картину «Комната во дворце», восходит к размышлениям Ф. М. Достоевского о разной природе любви к «человечеству вообще» («общечеловеку») и к каждому конкретному человеку, например, в «Братьях Карамазовых» (кн. II, гл. 4 — «Маловерная дама»; кн. V, гл. 4 — «Бунт»: «Отвлеченно еще можно любить ближнего, и даже иногда издали, но вблизи почти никогда») и в «Дневнике писателя» 1873 г. (гл. V — «Влас»: «Видите ли-с, любить общечеловека — значит наверно уж презирать, а подчас и ненавидеть стоящего подле себя настоящего человека») — см.: Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 14. С. 53, 216. Ср.: Там же. Т. 21. С. 33. Об использовании этой идеи в ст-нии «Порой, как образ Прометея...» (№ 7) см. во вступит, статье, с. 26.