Дмитрий Мережковский. Поэзия: стихотворения и поэмы
Он сидел на гранитной скале...
* * *
...Он сидел на гранитной скале;
За плечами поникли два темных крыла.
А внизу между тем на далекой земле
Расстилалась вечерняя мгла,
И как робкие звезды в прозрачной тени,
В городах в этот час зажигались огни.
И сидел он и думал: «Как счастливы те,
Кто для сна в этот миг могут очи сомкнуть!
Только мне одному никогда не уснуть:
Повелитель миров на немой высоте
С безграничною властью моей, —
Я завидую участи жалких людей,
Я завидую тем, кто ничтожен и слаб,
Кто жестокому небу послушен, как раб,
Кто над грудами золота жадно поник,
Кто безумно ликует над жертвой в крови,
Кто в объятьях блудницы забылся на миг,
Кто вином опьянен, кто отдался любви, —
Только б чем-нибудь скорбные думы унять,
Только б мертвую скуку в груди заглушив,
Охватил бы всю душу могучий порыв,
Только б боль от сознанья могла перестать:
Эта боль хуже всех человеческих мук!
Исчезают миры, пролетают века,
Но сознанье мое — заколдованный круг,
Но темница моя — роковая тоска!
Я могу потушить миллионы планет, —
Но лишь сердца в груди я убить не могу:
От него в целом мире спасения нет,
От него я напрасно бегу.
Вечно всё до последнего атома знать —
Формы, звуки, движенья, цвета —
Знать, какой вопиющий обман красота
И что кроме обмана нам нечего ждать,
Что за ним — пустота!..
И нельзя умереть, позабыться, уйти,
Ни забвенья, ни мира нигде не найти!
Смерти, смерти!»...
И в грозный, далекий предел,
Где лишь хаос царит, где кончается мир,
Сквозь мерцающий синий эфир
Он, как черная туча, стремглав полетел.
Но напрасно руками он очи закрыл
И роптал, и метался, — забвения нет:
Ураган метеоров и звезд, и планет,
И над грудами груды светил
Выступают во мгле, издеваясь над ним;
И страдающий Дух, жаждой смерти томим,
Будет вечно стремиться вперед,
Но покоя нигде, никогда не найдет.
1885
ПСС-II, т. 22. В С-1888 с опечаткой в ст. 13 («А» вм. «Я»). Автограф (ИРЛИ), под загл. «Дух жизни», с датой: «1885» и правкой в ст. 28 (было: «Только сердца в груди умертвить не могу»), ст. 37 («И желанной могилы» на «Ни забвенья, ни мира») и ст. 44 («комет» на «планет»). Вызвало замечание цензора Коровина, который в своем докладе в Петербургский цензурный комитет от 13 ноября 1887 г. писал, что здесь «автор извращает намеренно и тенденциозно этические и религиозные воззрения русского народа» (РГИА). В автографе оглавления С-1888 (ИРЛИ) под загл. «Люцифер».